Средиземноморские пираты и ликийское побережье. Глава семнадцатая

История удивительный механизм, гигантское колесо, что несет человечество вдоль одних и тех же берегов. Нет события или места, которое через определенное время вновь не произойдет, и вся историческая цепь состоит из одинаковых звеньев, повторяющих себя на определенных временных отрезках. Чтобы не происходило в этом мире, ему суждено вновь повторится в будущем, люди и события пассажиры этого исторического колеса, которые мчатся вперед, словно в зеркале отражая прошлое в будущем.

Чтобы увидеть это, достаточно провести некоторые параллели. Например, если посмотреть на события в Ближнем Востоке. Как изменятся они, если наложить на них отпечаток старины глубокой? Старые истины вдруг заиграют новыми красками, и проявится древняя как сама Вселенная истина – история обречена на бесконечное повторение, и человечество живет в постоянном эффекте «дежавю».

Итак, немного истории. Античные века, в гористых и суровых землях Киликии, что сегодня у турецкого города Аланья, образовалось знаменитое пиратское государство. Сама природа позаботилась об удобстве разбойников, исчертив на скалистых берегах множество укромных бухт, отлично подходящих для морского разбоя. Могущество киликийских пиратов было столь велико, что они могли соперничать с лучшими державами средиземноморья. Много лет они держали в страхе Средиземное и другие окрестные моря, подвергая разбою прибрежные города, промышляли работорговлей, захватывали пленников с целью выкупа. Через киликийских пиратов шла незаконная торговля античности.

А теперь, посмотрим на это с точки зрения современности, ИГИЛ образовалось чуть южнее Сирии, а древняя Киликия находилась немного севернее от нее, но по характеру своему эти два образования столь схожи, что небольшие географические расхождения отступают на второй план.

Проведем параллели – киликийские пираты появились после распада Царства Александра Македонского, и войны меж собой провинций его гигантской империи. С распадом государственности осталось большое количество незанятых военных людей, прежде всего опытных моряков, из которых и образовалось ядро киликийского пиратства. ИГИЛ образовалось после разрушения Ирака и Сирии, после вторжения США и союзников, в результате чего осталось огромное количество выброшенных на обочину людей, прежде всего опытных военных, которые и составили ядро ИГИЛ. И в античности и сейчас, оба образования активно пополнялись искателями приключений, лучшей жизни и просто преступниками со всего тогда обитаемого мира.

Занятие и тех и других, не смотря на тяжесть времени примерно одни и те же, разбойничество, захват заложников, работорговля, торговля античными предметами искусства и нефтью. И сегодня ИГИЛ находятся прямо у границ исторической Киликии, словно являясь ее отражением на зеркале истории. В античности не было Турции, но существовало могущественное государство Великая Армения под крыло, которой и попали киликийские пираты, именно они стали, как сегодня говорят, «крышей» морских разбойников.

Соседние государства множество раз пытались навести порядок, осадить набирающих сил и наглости киликийцев. Но борьба с ними в те времена очень напоминала войну современной коалиции против ИГИЛ, скорее для вида, чем для реально победы. Киликийцы были полезны, через них осуществлялись все незаконные с точки зрения законов того времени операции, деньги как сейчас, так и тогда совсем не пахли.

Несмотря на псевдогосударственность киликийцы отличались высоким технологическим уровнем, их корабли были одними из самых совершенных своего времени. Отличная параллель с современным ИГИЛ, который не имея государственности, обладает высокотехнологическим потенциалом. И самое интересное, киликийские правители мечтали завоевать соседнюю Сирию и тем самым обрести полноценную государственность…

Дальше – больше, могущественный Рим долгое время закрывал глаза на бесчинства пиратов, он был занят войной с Карфагеном и продвижением на Запад. Но рано или поздно Риму предстояло обратить внимание на безопасность своих границ. Наглость киликийцев и их амбиции достигли своего апогея во времена восстания Спартака, которому пираты пообещали помощь, но позже обманули его, что и закончилось его печальным поражением. По сообщениям очевидцев, пираты в своих вылазках доходили до самого Рима, был случай, когда римский легат был ограблен у самых ворот Вечного города.

Главной причиной для разгрома пиратства стало оскудение римской торговли, киликийцы собирали дань и грабили большинство кораблей шедших к римским берегам, казна недополучала огромные прибыли. Отличная аналогия с ИГИЛ которые обрушили мировой рынок нефти, и фактически, явились одной из косвенных причин стагнации мировой экономики.

Рим приказал знаменитому полководцу Гнею Помпею, тому самому который разгромил Спартака и был сначала другом, а позже соперником Юлия Цезаря, разобраться раз и навсегда с киликийским пиратством.

И вот здесь, можно провести совершенно удивительную параллель с современностью. Москву называют третьим Римом, и она считает себя его преемницей, и сама еще недавно была империей. И сегодня вновь стремится занять лидирующую позицию, а кроме того враждует с могущественной торговой державой Карфагеном (США?) которые находятся в союзе с племенами Иберов (испанцы), Кельтов (англичане), Галлов (французы) и Германцев (немцы). Удивительно, не правда ли?

И конечно, главное сравнение – Владимир Путин и Гней Помпей, оба великие люди своего времени, могущественные и гениальные тактики и стратеги. Римский сенат делегировал власть Помпею для войны против киликийских пиратов, Российская Дума делегировала власть Путину для войны с ИГИЛ.

В истории Помпей провел блистательную операцию против пиратского государства, полностью разгромив и уничтожив ее, а их земля намного лет вошла в орбиту интересов Рима. Зная президента России и его возможности, а также вооруженные историческими параллелями, можно предположить, что новое киликийское, пиратское государство рухнет под его напором, а Сирия надолго войдет в сферу ответственности России. А затем взгляд новой Империи обратится на Запад… к могущественному Карфагену…

Такая вот, интересная историческая ретроспектива. Да, можно оспорить все выше изложенное, придраться к некоторым неточностям в описании. Но здесь проведена не научная, а скорее субъективная точка зрения на исторический процесс, точных совпадений привести невозможно, более двух тысяч лет разделяют два исторических отрезка. Но главный вывод сделать все же можно, история обречена на повторение, а человечество, которое не хочет учить ее уроки, обречено время от времени биться головой о ее тяжелые грабли.

У древнегреческого философа Плутарха в жизнеописании римского правителя Гая Юлия Цезаря есть один очень интересный эпизод. О том, как в 75 году до нашей эры молодой Юлий Цезарь (ему тогда было 25 лет) пересекал на корабле Эгейское море и в районе острова Фармакуза попал в плен к киликийским пиратам. Пираты увидели пред собой богато господина, правда не поняли какая важная птица попала к ним в руки, прикинули на глазок его платежеспособность и затребовали выкуп в 20 талантов серебром.

Вот много это или мало - подумали вы? Для справки, один талант - это продолговатый серебряный брусок весом около 26-ти килограмм. То есть, двадцать талантов - это куча серебра общим весом ЧЕТЫРЕСТА СОРОК КИЛОГРАММ! По сегодняшнему курсу в рублях это получится 13 миллионов рублей. Вот в какую цифру оценили древние пираты не менее древнего римского правителя.

И как на это требование отреагировал Юлий Цезарь?

Он рассмеялся прямо в их суровые пиратские лица. А потом сказал, что они не имеют представления, о том КТО к ним попал, и что, дескать, 20 талантов - это так мало, что даже просто стыдно. Прямо неудобно перед державами. И потребовал увеличить сумму до 50-ти талантов… Та-а-ак, быстренько умножаем… получается одна тонна триста килограмм серебра или почти 38 миллионов рублей . (Мне что ли самому в пираты податься?)…

Получив столь заманчивое встречное предложение, разбойники не стали кочевряжиться, и как скажет спустя 2 тысячи лет их далекий мафиозный потомок - не смогли от него отказаться. Ударили по рукам, и Юлий Цезарь отправил одного из своих людей за серебром.

Прошло несколько дней, Цезарь пообжился в бандитской малине, попривык и стал обращаться с джентльменами удачи, как со своими подчинёнными. Даже потребовал, чтобы те не смели разговаривать между собой, когда он будет спать. Свободного времени у него было много, и он посвятил его написанию речей и поэм, которые потом зачитывал пиратам. Потом пристрастился играть с морскими разбойниками в их игры и стал участвовать в их делах, как будто примерял на себя роль капитана. В конце концов, морские грабители прониклись к нему уважением и предоставили ему свободу - в пределах корабля и своего острова, конечно.

Шли дни в ожидании гонца, Цезарь держался с пиратами дружески, но сам факт пребывания в плену ему совершенно не нравился. Он неоднократно предупреждал своих похитителей, что как только он окажется на свободе, то вернётся и всех их казнит. Но эти невежи только хихикали и подшучивали. А зря. Они не знали, что Цезарь слов на ветер не бросает.

И вот, к назначенному сроку привезли выкуп, и пираты отпустили своего пленника. После чего Цезарь вернулся домой, собрал небольшой флот и вернулся на остров, где его держали в плену. Морские разбойники явно не приняли предупреждения всерьёз, поскольку оказались на прежнем месте. Вот ведь дураки. Все они были схвачены и, как и было обещано, казнены.

Юлий Цезарь не только вернул свои 50 талантов серебра, но еще и прихватил с собой все остальные пиратские сокровища.


Захват Трифоном сирийского трона

В 146 г. до н. э., когда дикие козы слизывали римскую соль с земли Карфагена, когда Коринф лежал в еще дымящихся развалинах, а афиняне начинали осваивать латинский язык, на другом берегу моря, в Сирии, молодой человек вел странные переговоры с подозрительными людьми, чья изысканная одежда не соответствовала грубой речи и чрезмерно обветренным лицам. Завсегдатаи портовых кабаков Библа, Лаодикеи, Гераклеи уже запомнили его лицо и узнали имя: Трифон - "Роскошно живущий". Уроженец Касиан - небольшой крепостцы близ Апамеи. Друзья называли его Диодотом - "Даром божьим". Трифон-Диодот был известен и при дворе Антиоха VI, где получил воспитание и успел завести массу полезных знакомств. Он разъезжал по всей Апамейской области, собирая дань для царя. Особенно долго он задерживался в портовых городах. Имя вполне соответствовало образу его жизни, Трифон сорил золотом направо и налево.

В 142 г. до н. э. Трифон при поддержке этих городов сверг Антиоха и узурпировал сирийский трон. Главную цитадель царя, куда он бежал из столицы, - Берит Трифон сровнял с землей, а царский флот захватили люди, среди которых было немало обладателей изысканной одежды и загорелых лиц. То были киликийские пираты, хорошо помнившие обещание Диодота оказать им покровительство, если они помогут ему овладеть троном и удержаться на нем. Служили они всем, кто прилично платил и не покушался на их независимость.

Своим опорным пунктом Трифон-Диодот сделал Коракесий - укрепление на крутой обрывистой скале высотой до 200 м, соединенной с материком узким перешейком. Пираты охотно помогли Трифону превратить Коракесий в неприступную крепость, и после его гибели (загнанный Антиохом в ловушку, Трифон покончил с собой) сделали ее своей центральной базой. В ней находили приют и защиту пираты всего побережья.

Коракесий располагался у западной оконечности нагорья Ташели. У восточной оконечности был выстроен его двойник - город-крепость Корик, точно так же устроенный на островке, соединенном с берегом песчаной косой. Место это было столь удачно для обороны, что его использовали десятки поколений местных жителей. И теперь еще на островке виднеются развалины замка Кергез, чьи хозяева повелевали окрестными водами.

Образование первого пиратского государства

Вся эта местность - Киликия Трахея - "неровная, каменистая" - была, по словам Страбона, словно нарочно создана для разбоя. Этому благоприятствовали не только условия природные, но и условия политические. После захвата Римом Пергама в 130 г. до н. э. Западная (горная) Киликия стала магнитом, притягивающим к себе все отбросы общества. Получив Пергамское царство "в дар" от царя Аттала Филометора, чей прадед был союзником родосцев и сражался вместе с ними на стороне римлян против Филиппа V, Рим не сумел дать окраинам Пергамского царства нового хозяина. О лучших условиях для создания пиратского государства трудно было мечтать. Высокие горы заставляли жителей селиться у их подошвы - на приморской равнине, открытой для вражеских набегов. Обилие корабельного леса способствовало судостроению. Бесчисленные бухточки, гавани, шхеры служили превосходными укрытиями для кораблей, а горы - великолепными укреплениями и убежищами. В 70-х годах до н. э. некий Зеникет, некоронованный властитель Корика, Фаселиды и значительной части Памфилии, избрал своей резиденцией ликийскую гору Феникунт, возможно памятуя об ее втором имени - Олимп. С ее вершины, парящей на высоте 2375 м, он, словно стервятник, обозревал море до Кипра на юге и до Киклад на запале, а также всю Ликию, Милиаду, Памфилию и Писидию, намечая очередную жертву. Когда грабежи Зеникета стали невыносимыми и римский полководец Публий Сервилий уничтожил пиратов, захватил в плен их главаря Нико и взял Олимп приступом, уверовавший в свое бессмертие Зеникет принес щедрую жертву богам: он сжег заживо себя и свою семью.

Контролируя такие обширные области, пираты с легкостью добывали рабов для продажи. На любом невольничьем рынке Греции и Малой Азии можно было приобрести не только раба, но и любые сведения, относящиеся к работорговле: о ценах, о наличии рабов разных национальностей, о поле, цвете кожи и возрасте, об ожидаемых поступлениях. В Эгейском бассейне действовало своего рода "агентство", широко разветвленное и узкоспециализированное. Живой товар стал еще прибыльнее, чем раньше. Новообращенных рабов доставляли в Киклады, где Делос, переданный римлянами в 167 г. до н. э. Афинам с условием, что это будет свободный порт, сделался самым крупным международным невольничьим рынком из всех, какие знала история.

Делос издавна был партнером Родоса и Коринфа в их посреднической торговле, и хлынувший в него поток богатств заставил островитян подумать о новой гавани, удовлетворяющей уровню товарооборота. Она была выстроена уже после гибели Коринфа, в 125 г. до н. э. Около нее, пишет В. Тарн, "выросла масса храмов, магазинов, помещений для различных национальностей и их культов; вершиной этого строительства в конце века стал рынок италиков; более же дешевые постройки украшали простыми статуями и мозаикой, скопированными с более древних образцов. Здесь встречались египтяне, финикийцы, сирийцы, уроженцы Понта и Вифинии;. минеи из Южной Аравии принесли сюда своего бога Вадда; в 100 г. евреи здесь построили свою синагогу... Делос в союзе с пиратами взялся за снабжение Италии тем, что она требовала, т. е. рабами" (100, с. 238-239). Общая длина делосских причалов достигала 2 км - огромная цифра для того времени. По свидетельству Страбона, Делос "был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов" (33, С668). Гарантия надежного и выгодного сбыта невольников толкала на поприще андраподистов всех, кто имел крепкие мускулы и быстрые ноги. Товар не залеживался. "Купец, приставай и разгружай корабль, все продано" эта поговорка родилась на Делосе в те дни. Безнаказанность рассматривалась как поощрение, а добыча - как законный заработок. Римляне мало интересовались сирийскими делами, а сирийским правителям после мятежа Трифона и последовавшей вслед за ним серией восстаний было не до пиратов. Антиох обладал незаурядным талантом портить отношения со своими соседями Кипром, Египтом, Родосом, и этим не замедлили воспользоваться его подданные, вынужденные самостоятельно заботиться о своем пропитании. Флор сообщает, например, что пиратская эскадра некоего Исидора безнаказанно хозяйничала во всем Восточном Средиземноморье от Кирены до Крита и Пелопоннеса (52, III, 6). Очистив этот "золотой треугольник", Исидор со своими 13 квинкверемами нанялся на службу к понтийскому царю Митридату VI, и вполне вероятно, что, после того как он попал на Лемносе в плен к Лукуллу, стал так же ревностно служить римлянам.

Когда Селевкиды заметили, что хозяева в государстве не они, а бесчисленные вожди пиратских шаек, было поздно. По их просьбе римский сенат отрядил в Малую Азию поочередно нескольких полководцев, чтобы те ознакомились с положением дел на месте. Диагноз оказался совсем иным, чем ожидали сирийские цари. Римляне решили, с ноткой растерянности пишет Страбон, "что пиратство явилось только следствием испорченности правителей, хотя и постыдились устранить последних, так как сами утвердили порядок наследования в роде Селевка Никатора" (33, С669). Брошенные покровителями, Селевкиды стали добычей парфян, захвативших земли за Евфратом, Армению и прибрежные области Сирии. Море парфяне передали в распоряжение киликийцев. Впоследствии римляне горько сожалели о своем недальновидном небрежении окраинами государства, они слишком поздно поняли, что допустить ошибку куда легче, чем ее исправить. Но тогда они были слишком заняты подавлением нескончаемых восстаний рабов, потом вспыхнула война с Митридатом VI, после нее Рим залили кровью римские полководцы Марий и Сулла...

Империя Митридата

Митридатовы войны дали новый толчок пиратству. Умный и хитрый политик, образованнейший человек своего времени, Митридат создал необъятную империю, соперничавшую с Римом. Использовав пиратов в завоевании прибрежных государств, он провозгласил их своими союзниками, узаконив существование пиратского государства с центром в Киликии. В его флоте, насчитывавшем 400 трирем, множество пентеконтер и легких судов, пираты - греки из портовых городов Понта, египтяне, финикийцы и особенно киликийцы - играли не последнюю роль. "Благодаря их помощи он установил свое господство на море, почти парализовал римское наступление на несколько лет в первой войне и оттянул решающее сражение во второй. Наличие больших корпораций пиратов для найма вводило, таким образом, непредсказуемый фактор в многие войны на Средиземном море", - пишет Э. Ч. Семпл (121, с. 150).

Пираты верили в Митридата и любили его, и это был главный "непредсказуемый фактор". Когда ему однажды грозила гибель в бушующем море, легкое пиратское судно, презрев опасность, сумело подобраться к царскому кораблю, где трюм уже был полон воды, и Мнтридату "вопреки всякому ожиданию", пишет Плутарх (26д, 13), удалось достичь берега. Ошибка Митридата была в том, что он всячески сдерживал действия пиратов, подчиняя флот задачам армии. Если бы пиратские флотоводцы (а среди них было немало талантливых) имели возможность самостоятельно планировать и осуществлять свои операции, исход войны мог бы быть иным.

В 84 г. до н. э. Сулла заключил с Митридатом мир на выгодных для царя условиях. Но мир был для римлян понятием относительным. В то время как проконсул Киликии сулланец Публий Сервилий Ватия, получивший впоследствии прозвище Исаврийский, штурмовал твердыню Зеникета на Олимпе (в 78 г. до н. э.), на западе уже четвертый год дымился очаг новой гражданской войны, Римский наместник в Испании Квинт Серторий собрал изгнанников, недовольных режимом Суллы, провозгласил независимость Испании и объявил Риму войну. Сертория называли "новым Ганнибалом", и сходство политической ситуации действительно зашло довольно далеко. Снова угроза Риму исходила с Пиренейского полуострова, а отсутствие флота Серторий скомпенсировал союзом с пиратами, обеспечившими ему безопасность с моря и отличные плацдармы для наступательных операций - вроде Питиусских островов в Балеарском архипелаге, захваченных в 81 г. до н. э. для Сертория киликийскими пиратами. Здесь они перехватывали продовольственные суда римлян, заставляя их армию голодать, сея панику и недовольство. Подобно тому как Ганнибал поставил Рим перед перспективой войны на два фронта, заключив союз с Филиппом V, так и Серторий привел римлян в ужас, когда они узнали о его переговорах с Митридатом. Молодому Гнею Помпею, посланному с армией в Испанию, удалось, однако, после ряда поражений сломить упорство восставших не столько силой, сколько хитростью. Все свои силы Помпей употребил на то, чтобы посеять рознь среди восставших и нейтрализовать их союз с Митридатом и пиратами. Серторий был убит заговорщиками в Оске во время пира в 72 г. до н. э., но его морская база еще долго оставалась пиратским гнездом...

Армия Помпея еще спасала Рим от "нового Ганнибала", когда "третий Ганнибал" открыл военные действия в самой Италии и едва не захватил Вечный город. Его звали Спартак, и это имя достаточно известно, чтобы излагать здесь все перипетии его схватки с Римом. Но нельзя не вспомнить, что и этот полководец - один из самых талантливых и честных в истории - не погнушался заключить договор с киликийскими пиратами о переправе его двухтысячного войска в Сицилию. Он был обманут, но из этого вовсе не следует, что не выполнялись другие подобные договоры: пираты дорожили своей клиентурой и своей репутацией. Подробности этой истории неизвестны. Скромное сообщение Плутарха о том, что "киликийцы, условившись со Спартаком относительно перевозки и приняв дары, обманули его и ушли из пролива" (26г, 10), Саллюстий дважды дополняет не менее глухими намеками об оборонительных мероприятиях, якобы предпринятых пропретором Сицилии Гаем Верресом и отпугнувших разбойников. Однако мнение Саллюстия опровергает Цицерон в речи против Верреса: "Стало быть, это ты помешал полчищам беглых переправиться из Италии в Сицилию?

Где, когда, откуда? Никогда ничего подобного мы не слыхали... А ведь если бы в Сицилии были против них хоть какие-нибудь сторожевые отряды, не пришлось бы тратить столько сил, чтобы воспрепятствовать их попыткам" (38в, 5). Правдивость Цицерона несомненна, ее признал сам Веррес, удалившийся в изгнание, не дожидаясь второй сессии суда.

Римский наместник Веррес

Картина, нарисованная Цицероном, удручающа. Алчность и распутство наместника привели к тому, что сицилийский флот стал понятием сугубо арифметическим: голодающие гребцы и воины толпами убегали в горы и занимались грабежами, корабли выходили в море полупустыми. Однажды квестору и легату*10 Верресу удалось захватить вблизи Сиракуз пиратский корабль, нагруженный добычей так, что "тяжесть собственного груза его и погубила" (38в, 63). Распорядившись трофеями по своему усмотрению, Веррес задумал лишить сиракузян давно забытого ими зрелища - казни пиратского главаря. "Веррес получил за него деньги от пиратов!" - в негодовании восклицает Цицерон. Но захваченный корабль стоял в гавани у всех на виду, и число весел свидетельствовало о численности его экипажа. Поэтому сиракузяне "день заднем вели счет выводимым на казнь пиратам". Тогда Веррес, чтобы успокоить общественное мнение, стал обезглавливать вместо помилованных им пиратов... римских граждан - одних под видом уцелевших воинов Сертория, других - как вступивших в сговор с пиратами. Несмотря на то что им перед казнью закутывали головы, сиракузяне по различным признакам узнавали своих сограждан - захваченных пиратами моряков и торговцев! Главарь пиратов и многие из его людей почти год жили в доме Верреса - бывшем дворце тирана Гиерона, наслаждаясь всеми благами жизни, и лишь по требованию Цицерона были переведены из него в тюрьму.

Летом Веррес покидал душный дворец и выезжал на природу: его роскошные палатки устанавливались на морском побережье, здесь римский наместник содержал свой гарем из жен знатных сиракузян. Среди них блистала своей красотой Ника - жена Клеомена. Чтобы вернее удержать ее при себе, Веррес вручил командование флотом ее мужу (это само по себе было неслыханно: сиракузяне не являлись римскими гражданами) и под благовидным предлогом отослал все корабли к Пахинскому мысу. Когда они проплывали мимо лагеря, Веррес устроил смотр своим военно-морским силам: "Полководец римского народа стоял на берегу, обутый в сандалии, в пурпурном греческом плаще и тунике до пят, и какая-то бабенка его поддерживала" (38в, 86). Юмор этой фразы состоит еще и в том, что Веррес был одет в греческий наряд, а римляне считали греков варварами. Это было равносильно тому, как если бы римский наместник принимал парад, одетый в козьи шкуры!

Флот добирался до Пахина пять дней вместо обычных двух.

Клеомен, нежданно-негаданно заполучивший столь ответственный пост, во всем старался подражать наместнику: пока матросы собирали корни диких пальм, дабы утолить голод, он установил на берегу свою палатку и в ней с утра до ночи беседовал с Бахусом. Но когда он получил известие, что в Одиссейской гавани20 появился пиратский флот Гераклеона21, бравый адмирал проявил чудеса оперативности: он приказал поднять на своей квадриреме паруса, обрубить якоря, и, повелев остальным кораблям следовать за собой, обратился в бегство. А поскольку на флагманской квадриреме было больше гребцов, а на остальных не было парусов, "летящая квадрирема исчезала уже из виду, тогда как прочие корабли никак не могли сдвинуться с места" (38в, 88). Пираты захватили два замешкавшихся корабля и расправились с их экипажами. Остальные, "не столько убегая от пиратов, сколько поспевая за предводителем", нагнали его в Гелоре, примерно на полпути к Сиракузам. Здесь Клеомен бросил корабль на волю волн, и "остальные корабельщики, увидев своего вождя на берегу, последовали его примеру, - все равно ведь у них не было средств ни к битве, ни к бегству" (38в, 91). Гераклеон, со своими четырьмя суденышками неожиданно оказавшийся победителем, приказал сжечь выброшенный на песок сицилийский флот.

Оценив обстановку, пираты двинулись на Сиракузы, восхищаясь собственной смелостью. Расчет Гераклеона был точен. Его корабли, по словам Цицерона, "бороздили воду перед форумом и набережными Сиракуз". "Сюда, бросает оратор обвинение Верресу, - за столько войн, не раз пытавшись, не сумел проникнуть властвовавший морем знаменитый карфагенский флот; сюда не прорывались ни в Пунийских, ни в Сицилийских войнах непобедимые до твоего преторства славные римские корабли... Веррес! Стоило тебе стать претором, как в этих водах почем зря стали разгуливать пиратские суденышки. Сколько помнят люди, только раз сюда ворвался силою и множеством трехсот кораблей афинский флот, но и он, подавленный самой природой, нашел здесь свою гибель: здесь впервые было сломлено могущество Афин, в этих водах потерпели крушение и слава их, и власть, и достоинство. А теперь в эти воды пробрался пират, не боясь, что город окружал его и сбоку, и с тылу!.. О, как шествовали здесь пиратские корабли! За собой они разбрасывали корни диких пальм, найденные на наших кораблях, чтобы все увидели позор претора и беду Сицилии... В сиракузском порту пират справляет триумф над флотом римского народа, и беспомощнейшему и бессовестнейшему претору летят в глаза брызги от пиратских весел. Не от страха, нет, а единственно от пресыщения победою, пираты наконец покинули гавань" (38в, 97-100). Всех командиров кораблей Веррес приказал казнить "за измену и трусость", сохранив жизнь лишь Клеомену - из любви к его ветреной супруге.

Веррес был наместником Сицилии в 73-71 гг. до н. э. - как раз в те годы, когда Италию сотрясало восстание Спартака. Эпизод с Гераклеоном произошел в конце его наместничества. Поэтому приведенное мнение Саллюстия едва ли заслуживает внимания. Пиратов ничто не могло "отпугнуть" в лишенной флота Сицилии. Скорее им помешало что-то другое - быть может, некстати для Спартака подвернувшееся более выгодное и срочное дельце. Немного времени спустя они вернулись к Италии - не для того ли, чтобы с запозданием выполнить свое обещание? Мы можем судить об этом по тому, что после 71 г. до н. э., когда преемнику Верреса Лукию Метеллу удалось исправить ошибки своего предшественника и изгнать Гераклеона из сицилийских вод, ряды пиратов оказались пополненными за счет разбитых отрядов восставших рабов, и среди них было немало спартаковцев.

О том, что пираты, получив гарантии, были верны своим обязательствам, рассказывает приводившаяся выше Аморгская надпись. Похожую историю, относящуюся к зиме 76 г. до н. э., когда пираты уже "имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей захватили все море" (26и, 1) сообщает и Плутарх. Римский корабль, шедший из Вифинии на Родос, был ими захвачен у острова Фармакуссы, недалеко от Милета. Пиратам повезло: среди пассажиров был 24-летний римский патриций с большой свитой, направлявшийся на Родос, чтобы поступить в прославленную школу красноречия Апполония Молона, учителя Цицерона. Прикинув его платежеспособность, пираты потребовали выкуп в 20 талантов. Сумма была колоссальной, но римлянин рассмеялся им в лицо, заявив, что он стоит по меньшей мере 50 талантов. Те, естественно, не возражали. Тогда патриций разослал свою свиту по малоазийским городам, оставив при себе лишь лекаря и двух слуг. В плену он провел 38 дней, обращаясь с пиратами так, "как если бы те были его телохранителями, а не он их пленником": укладываясь спать, он требовал полнейшей тишины; заставляя выслушивать сочиненные им поэмы и речи, ожидал восхищения, а если оно казалось ему недостаточным, называл слушателей неучами и варварами, заслуживающими.веревки. Пираты все сносили терпеливо, зачарованные огромностью суммы. Когда наконец прибыл корабль с выкупом, пленник живым и невредимым возвратился на нем в Милет, спешно снарядил корабли и погнался за своими талантами. Пираты не успели их еще поделить, он застал их на том же месте и почти всех захватил в плен. Их добычу он присвоил себе в качестве приза, рассчитался с кредиторами, а разбойников доставил в Пергам и заключил в тюрьму. Совершив эти подвиги, патриций отправился к проконсулу провинции Азии Марку Юнию и предложил ему исполнить свои обязанности наказать пленных пиратов. Но Юний из зависти к захваченным патрицием богатствам и в надежде на свою долю не спешил: он "заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время" (26и, 2). Тогда патриций, рассудив, что уж у него-то времени предостаточно, сам выполнил работу проконсула: "распрощавшись с ним, направился в Пергам и, собрав всех пиратов, приказал распять их, как он предсказывал им это часто на острове, когда они считали его слова шуткой" (26и, 2). В благодарность же за мягкое с ним обращение и не желая подавать пример ненужной жестокости, он приказал, прежде чем развесить пиратов по крестам, заколоть их.

Противостояние Юлия Цезаря пиратам

Молодого аристократа звали Гай Юлий Цезарь. Это было второе его знакомство с морскими разбойниками: впервые он с ними столкнулся два года назад, когда участвовал в антипиратском походе Публия Сервилия (возможно, он был и среди штурмующих крепость Зеникета). По словам Цицерона, Сервилий захватил в плен больше пиратских главарей, чем все его предшественники (38в, 66), и в этом - известная заслуга Цезаря.

Можно без преувеличения сказать, что род Цезаря был злым гением пиратов на протяжении столетия. Сам он снова имел с ними дело во время Александрийской войны, где войска противника в значительной мере состояли из сирийских и киликийских пиратов и разбойников, беглых рабов, уголовников и изгнанников, Гней Помпей, уже познакомившийся с пиратами во время войны с Серторием, но еще не подозревавший, что его звездный час впереди, приходился Цезарю зятем. На Юлии из рода Цезарей был женат Марк Антоний, претор 74 г. до н. э. В этом году он и погиб у берегов Крита в битве с пиратами, пытаясь очистить от них море, за что получил насмешливое прозвище Критский: кандалы, прихваченные этим римским Мальбруком в огромном количестве для разбойников, были надеты ими на пленных римлян22. Отцом незадачливого претора был оратор Марк Антоний, консул 99 г. до н. э., с чьим именем связывается первое планомерное наступление римлян на пиратов около 102 г. до н.э., а старшим сыном - триумвир Марк Антоний, друг Цезаря, женатый на единокровной сестре Октавиана Августа (внучатого племянника и приемного сына Цезаря) Октавии.

Звание властителя морей, завоеванное Римом в кровопролитных войнах с Карфагеном, Грецией, Македонией, превращалось в фикцию благодаря наместникам вроде Верреса и проконсулам вроде Юния, хотя "многоисплытое" Средиземное море стало фактически Римским озером. Подлинными его хозяевами были пираты, чья корпорация разрасталась, как саркома. Они опустошали побережья и нападали на города, грабили и топили купеческие суда и вступали в сражения с высылаемыми против них эскадрами. Даже покровительствуемый ими Делос не мог считать себя в безопасности. Если первое нападение на этот остров, связанное с именем теосца Апелликона, посланного афинянином Аристионом, было успешно отбито, то всего лишь несколько лет спустя, в 88 г. до н. э., делосцам пришлось иметь дело с более опасным врагом. Историки по-разному называют имя предводителя этого похода - Архелай (4б, 28) или Менофан (23, III, 23). Ормерод предлагает компромиссное решение: "Менофан, который, хотя и назывался адмиралом Митридата, был, вполне вероятно, предводителем пиратской эскадры, действовавшей под общим руководством Архелая" (119, с. 211). Павсаний рассказывает, как этот Менофан, воспользовавшись тем, что остров был не укреплен (статус пиратского рынка и убежища служил ему достаточной защитой), а его жители не имели даже оружия, напал на островитян, убил попавшихся под руку купцов, избил делосцев и разграбил склады и храмовые сокровищницы. Захватив с собой женщин и детей для продажи в рабство, пират разрушил Делос до основания. Однако, с удовлетворением отмечает Павсаний, он не избежал заслуженного возмездия: как Гомерову сидонянку, похитившую царевича, настигла скорая "стрела Артемиды", так и Менофана покарал брат Артемиды - делосский Аполлон за осквернение своего острова. На самом деле все обстояло проще: пока пират набивал трюмы своего корабля сокровищами, уцелевшие от резни купцы сорганизовались, устроили в открытом море засаду и потопили Менофана, когда его отяжелевший корабль отошел на достаточную глубину... Примерно в это же время были разграблены храмы в Олимпии и Дельфах: первый - войсками Суллы, второй - Митридата. В 69 г. до н. э., во время 3-й Митридатовой войны, Делос был вторично разграблен пиратом Афинодором, после чего жители возвели по совету Триария (военачальника Лукулла) защитные стены. Но совет этот запоздал: Делос навсегда утратил свое значение, уступив место международному рынку в Путеолах, обслуживающему преимущественно западную часть моря, и новому невольничьему рынку, организованному киликийскими пиратами у себя под боком - в памфилийском городе Сиде.

Нападения пиратов на Римскую империю

Успехи настолько вскружили пиратам головы, что с начала 60-х годов до н. э. они стали угрожать столице Римской республики. Мало того, что редкий купец отваживался в то время выйти в море; мало того, что важнейшие торговые коммуникации были парализованы до такой степени, что Рим постоянно теперь испытывал серьезные недостатки в самом насущном - хлебе; мало того, что ни один приморский город не мог чувствовать себя в безопасности. Пиратские эскадры совершили налет на Мисен, Кайету и наконец подобрались к желудку Рима - к его гавани Остии и частью пленили, частью уничтожили оказавшийся там консульский флот. Неизвестно, были ли это киликийцы: по свидетельству Аппиана, киликийскими называли в то время всех пиратов (4б, 92). Может, это были сицилийские или критские эскадры.

Имея опорные пункты в Сицилии и Киликии, на Крите и Кифере, дугой опоясывающих с юга Грецию и Италию, пираты были неуязвимы и крайне опасны. Действия Квинта Цецилия Метелла, участника Серторианской войны, предпринятые вслед за разрушением пиратами Делоса (в тот год Метелл был консулом) и затем еще год спустя, на первых порах принесли римлянам успех: он очистил от них весь Крит и уже приступил было к осаде последней пиратской цитадели. Оказавшись на краю гибели, пираты воззвали к Помпею, напоминая о том, что Крит - его владение, а не Метелла, и Помпей не придумал ничего лучшего, как письменно потребовать от Метелла прекращения войны. В другом письме, адресованном пиратским главарям, Помпей приказал не подчиняться требованиям Метелла и послал на помощь осажденным претора с войсками. Метелл, однако, довел войну до конца, и претору с остатками войска пришлось под градом насмешек и оскорблений с обеих сторон ретироваться из павшей крепости. В эту историю трудно поверить, и тем не менее она неплохо иллюстрирует политическую обстановку в Риме. Показательно, что Метелл, как и Марк Антоний, отправился не в Киликию, а на Крит и тоже получил прозвище Критский - на сей раз без тени юмора. Его экспедиция была послана после того, как римский сенат аннулировал унизительный мир, заключенный после кампании Антония Критского, и потребовал выдачи всех пленников, пиратских главарей и кораблей, 300 заложников и контрибуцию в 4 тыс. серебряных талантов. Вполне понятно, что эти условия были неприемлемы для недавних победителей римлян, а успехи Метелла, продемонстрировавшие возможности римской армии, усилили недовольство и растерянность римских граждан.

Это была единственная историческая эпоха, когда носитель звания "властитель морей" не вызывал сомнений, и он не желал делить его ни с кем. Накануне экспедиции Антония Критского консул Гай Аврелий Котта с прискорбием констатировал, что не только моря, но и все острова и побережья были в полной власти пиратов. Они чувствовали себя в Средиземноморье как дома, их рейды больше были похожи на увеселительные прогулки: "выставляя напоказ вызолоченные кормовые мачты кораблей, пурпурные занавесы и оправленные в серебро весла, пираты словно издевались над своими жертвами и кичились своими злодеяниями" (26ж, 24). Их флот превышал 1 тыс. кораблей и был, пожалуй, равен сумме всех государственных флотов Средиземноморья, превосходя их к тому же по качеству. Попытки сопротивления подавлялись немедленно и безжалостно. Морские разбойники держали в своих руках до 400 прибрежных городов, прежде всего в Сицилии, на Крите и в Киликии. Население этих городов и многочисленные банды сухопутных разбойников формировали их ударные отряды на побережьях. В Италии в 79 г. до н. э. они осадили Популоний. У пиратов были свои якорные стоянки, гавани, береговые службы наблюдения и связи. "Укрепленные города захватывались путем штурма или подкопа, - пишет Ормерод, - некоторые даже посредством настоящей осады, столь велика была безнаказанность пиратов, которые, приставая без боязни, устраивали попойки на любом берегу и совершали рейсы в глубь страны до тех пор, пока прибрежные районы не были разорены, а сами римляне - лишены возможности пользоваться Аппиевой дорогой. Нам очень мало известно о стремительных десантах и поспешных отступлениях; пираты открыто обретались на берегу, чтобы распорядиться своими пленниками; и города и отдельные лица равно захватывались ради выкупа. Главным их оружием был террор. С теми, кто покорялся, обращались мягко, но те, кто сопротивлялся или пытался отомстить, подвергались самым ужасным репрессиям" (119, с. 227-228). Чтобы сломить волю пленников, их накрепко связывали лицом к лицу с мертвецами, протягивали на канате под килем, на ходу корабля просовывали головой наружу сквозь кожаные манжеты нижнего ряда весел, заставляя "прогуляться" по фальшборту или рею. Дьявольская изобретательность пиратов была неистощима. Плутарх рассказывает (26ж, 24), как они расправлялись со знатными римлянами с захваченных кораблей. Если пленник с гордостью произносил магическую формулу: "Я - римский гражданин", - пираты с испуганным видом униженно вымаливали прощение и, дабы они сами или их коллеги вторично не стали жертвами пагубного заблуждения, облачали пленника в тогу и сандалии, а затем с тысячью извинений указывали ему направление к дому и почтительнейше вышвыривали за борт, если он не желал воспользоваться спущенной посреди моря сходней.

Наглость эвпатридов удачи дошла до того, что они похитили римских преторов*11 Секстиния и Беллина с их слугами и почетной стражей из дюжины ликторов*12 с секирами. В присутствии претора был совершен и упоминавшийся налет на Кайету, где пираты разграбили храм Юноны Лацинии. Киликийскими пиратами была захвачена по пути в загородный дом у Месена дочь Антония Критского. После переговоров и ряда уступок со стороны Антония дочь была ему возвращена за крупную сумму. Ему повезло: известны случаи, когда девушки из знатных семейств возвращались по получении выкупа, но... обесчещенными и мертвыми, если в договоре забывали оговорить условия во всех подробностях.

Перспектива была безрадостной. Римский сенат заседал непрерывно, но каждый раз патриции безнадежно увязали в хитросплетениях римского права: ведь "враги - это те, которым или объявляет официальную войну римский народ, или они сами римскому народу; прочие называются разбойниками или грабителями". Пираты никогда не объявляли войну Риму. Победитель Карфагена и всего средиземноморского мира считал ниже своего достоинства замечать вышедшую из повиновения чернь...



Пиратство было бичом античного Средиземноморья, и Ликийское побережье справедливо заслужило славу «Пиратского Берега». Это побережье испещрено множеством стратегически расположенных бухточек и островков, где морские разбойники могли скрываться в засаде и внезапно набрасываться на многочисленные тяжело груженые торговые суда, проходящие мимо. Постоянно предпринимались многочисленные усилия для зачистки побережья, начиная аж с 1194 г. до н. э., пока его окончательно не очистили в XIX веке.

Ранние Ликийцы также могли быть вовлечены в пиратство. Около 1200 года до н. э. имя Морские Народы начали появляться в античных записях, внезапно появившаяся группа варварских племен, которые разграбили и нанесли серьезный урон античной цивилизации Греции, Анатолии и Сирии и представляли серьезную угрозу южному Ливану и Египту. Предполагают, что Лукки или Лукка, упоминавшиеся среди народов этой группы, есть ни что иное, как имя ранних Ликийцев. Рамзес III Египетский собрал великий флот, чтобы бросить вызов Луккийцам. Ему сопутствовал успех, и побережье было на время очищено от пиратов. Царь Аласии (части Кипра) также имел проблемы с Луккийцами, он жаловался, что «люди Лукки год за годом захватывают деревни в моей собственной стране».

Пираты опять появились в античном мире в конце второго – начале первого века до нашей эры (вслед за падением династии Селевкидов). Неизвестные Киликийские пираты (Киликия – область Турции на границе с Сирией) стали дестабилизирующей силой в восточном Средиземноморье, господствуя со своим огромным флотом и несметными богатствами. В это время Рим устранил множество региональных сил, которые подавляли пиратство, но не взяли на себя ответственность по усмирению пиратства. Так оно выросло из досадной неприятности в угрозу региону.

Киликийские пираты распространились по всему Средиземноморью (включая Ликийское побережье, где в достатке имелись маленькие и большие бухты и острова), и сконцентрировали свои атаки на основные морские пути, по которым товары транспортировались между крайними западными провинциями Испании и Африки, Италией, и восточными провинциями, вплоть до Египта. Они базировались в основном в Киликийкой Трачейи («Пересеченная или Неровная Киликия») на восточном побережье Турции, на северном Кипре. Среди них были головорезы из множества стран, стекавшихся сюда, чтобы начать новую пиратскую жизнь. Регион был великолепен для их защиты – местность действительно была «пересеченная» - ее береговая линия полна скалистых мысов и маленьких скрытых гаваней – убежищ, сто превращало побережье в цепочку пиратских пристанищ. Эта земля отделена от остальной Анатолии обрывистыми Таврскими горами, которые также имели огромные дубовые и сосновые леса, пригодные для кораблестроения.

Со 102 до н. э. союзники Рима стали молить его остановить пиратов. Хотя Рим нанес несколько ограниченных и безрезультатных ударов по пиратским базам на земле (еще в 104 г. до н. э.), он отказался принимать какие-либо реальные действия. Он нуждался в пиратах, которые снабжали Римскую элиту рабами для работы на их больших плантациях. Пленники, обычно экипаж захваченных судов, обычно доставлялись на остров Делос в Эгейском море, центр международной торговле рабами. Богатые пленники не продавали, их держали в заложниках, чтобы получить за них выкуп. Даже Юлий Цезарь был захвачен пиратами с этой целью.

Чтобы в совершенстве овладеть мастерством ораторского искусства, Цезарь специально в 75 до н. э. отправился на Родос к знаменитому преподавателю Аполлонию Молону. Возвращаясь обратно, у острова Фармакуссы он попал в плен к киликийским пиратам. За освобождение пираты хотели запросить значительный выкуп в размере двадцати талантов. Цезарь настоял на пятидесяти, но предупредил, что когда он будет свободен, то соберет корабли, поймает всех пиратов и распнет. Пока его друзья собирали деньги, он больше месяца провёл в плену, упражняясь в красноречии перед похитителями. После освобождения он тут же собрал в Милете флот, захватил пиратскую крепость и приказал распять захваченных в плен пиратов на кресте, как и обещал. Так он вернул себе выкуп и окупил поход. Поскольку пираты в своё время обращались с ним хорошо, то Цезарь приказал перед распятием перебить им ноги, чтобы облегчить их страдания (если перебить ноги распятому, то он довольно быстро умрёт от асфиксии). Затем он частенько проявлял снисхождение к поверженным противникам. В этом и проявлялось так восхваляемое древними авторами «милосердие Цезаря».

Этот набег на пиратов, однако не мог решить проблему. Шедшие в это время войны между Римом и Митрадитом IV Понтийским дестабилизировали Анатолию, дав Киликийским пиратам дополнительную силу (они пользовались спонсорской помощью царя Понтийского), и послав толпы беженцев для присоединения к пиратам.

В 70-х гг. до н. э. Римский генерал Сервилиус Ватиа был послан Римом против пиратов. Он имел некоторый успех: он нанес пиратам поражение на море и очистил от них Ликию и Памфилию в 77 г. до н. э. В 76 г. до н. э. он вторгся в Киликию и приготовил силы для атаки пиратской базы в современной Аланье, когда Третья Война с Митрадитом смешала его планы и обратила в прах все его достижения.

Ликийский город Фазелис (немного к югу от современного Кемера) особенно сильно пострадал от Киликийских пиратов. Во время своей недолгой независимости от Ликии (100 г. до н. э.) он был переполнен (вместе с близлежащим Олимпусом и некоторыми городами в Памфилии) пиратами под предводительством Зеникетеса. Фалезис затем стал пиратской базой, пока Сервилиус Ватиа не выбил их оттуда в 77 г. до н. э. Согласно Цицерону, поскольку было установлено, что Фалезис, Олимпус и Атталая (Анталья) были в сговоре с пиратами, они были обращены в «публичные земли», что означало, что вся частная собственность там была конфискована.

Пираты получили короткую передышку во время третьей войны Рима с Митрадитом, став настолько сильными и самоуверенными, и зашли так далеко, что даже атаковали побережье Италии, демонстрируя свое презрение Риму. В то же время, пираты обманули Спартака, восставшего против Рима. Они не выполнили обещание переправить его армию в Сицилию в 72 г. до н. э., что в конечном счете ускорило его поражение.

В 69 г. до н. э. пиратство практически привело к остановке торговле по всему Средиземноморью. Пираты контролировали, по оценкам, 400 прибрежных городов и городков.

Египетская пшеница была жизненно важным товаром, доставлявшимся морем (на больших беззащитных судах), Египет был «хлебной корзиной» Римской империи. Без этой пшеницы Рим не мог прокормить себя и своих граждан.

Однажды, пираты захватили римский караван, везший в Рим хлеб из Сицилии и с берегов Северной Африки. Это вызвало в Риме голод, так как в самой Италии в этот год был неурожай. Голод стал причиной крайнего недовольства и последовавших за этим народных волнений. Все это привело к временному прекращению интриг и раздоров перед лицом смертельной опасности. В 67 году до н.э. по предложению народного трибуна Авла Габиния сенат поручил Гнею Помпею, к тому времени уже знаменитому и опытному полководцу уничтожить пиратов. В его распоряжение были предоставлены экстраординарные средства, 6000 талантов золотом, был произведен набор добровольцев для пополнения армии и флота. Вскоре в распоряжении Помпея была 120 тысячная армия пехоты, 4000 конницы и около 300 боевых кораблей. Немедленный эффект от этого был в возвращении цен на пшеницу в Риме к нормальному уровню в ожидании, что Помпей прекратит пиратскую активность.

Отдавая себе отчет в том, что на море римляне уступают пиратам, Помпей укомплектовал экипажи кораблей иноземными моряками (не дав им оружия). Кроме того прекрасно понимая, что на последовательную ликвидацию пиратских баз на всем Средиземном море ушло бы много лет, Помпей принял решение - атаковать пиратские гнезда одновременно во всей западной части моря. Разбив флот на несколько частей он решительно атаковал пиратов. Успех превзошел все ожидания. Позже Помпей заявил, что он освободил западное Средиземноморье от пиратов всего лишь за 40 дней (это похоже на правду, поскольку большинство пиратов предпочло вернуться на восток). Под командованием Помпея, Метеллус Непос очистил от пиратов Ликию, Памфилию, Кипр и Финикию.

После этого Помпей нанес решающий удар по главной пиратской базе в Киликилии - крепости Карацезум. Туда бежали остатки разбитого пиратского воинства. Осадив крепость, после трехмесячной осады берет ее штурмом, и вслед за этим уничтожает остатки флота вместе с верфями и сравнивает с землей все укрепления на берегу. Около 10 тысяч пиратов было убито, более 20 тысяч взято или сдались в плен (сдавшимся было обещано помилование). Было так же захвачено около 400 пиратских кораблей. Вся операция продолжалась меньше чем полгода.

Помпей реорганизовал выживших пиратов в продуктивных подданных Рима. Он основал для них сухопутные городки в районах Малла, Адана, Епифания (в Сирии),и Диме (в Греции?) с плодородными почвами, пригодными для земледелия, и бывшие пираты оставили свое прошлое. Этот акт милосердия сделал Помпея патроном большого региона Малой Азии. Правда, имеет место быть другая версия – что Помпей «вернул» пиратов в их собственные города, идеальные пиратские базы, совершенно непригодные для занятия фермерством. Вероятно, на самом деле имел место некий договор, возможно с выплатой компенсации, в котором Помпей выступал посредником. Как бы то ни было, Помпей вернулся в Рим героем, хотя в триумфе, как победителю, ему было отказано. Пиратство же продолжало досаждать Римской торговле и десятилетия спустя.

Легата, который должен был принять под начало Девятый Клавдиев легион, звали Тит Эмилий Вивиан. Это был двадцатишестилетний толстенький подвижный молодой человек, вполне соответствующий своему когномену-прозвищу . Армию Тит Эмилий не слишком любил. Шесть лет назад он, для карьеры, прослужил около года трибуном-латиклаевием и от этого времени у него остались самые неприятные воспоминания. Но настоятельная просьба дяди, а главное - непрерывное нытье и угрозы кредиторов, вынудили благородного патриция покинуть великолепный Рим и отправиться на задворки империи. Сначала Титу Эмилию предложили возглавить Четвертый Флавиев - в Верхней Мезии, но потом дядя передумал и отдал ему Девятый Клавдиев в Сирии. Вивиан был не против. Конечно, Сирия намного дальше от Рима, но - и от кредиторов тоже. Да и место более приятное, нежели дикая Мезия. Так что Четвертый Флавиев пусть забирает себе Серапаммон. Пусть он дерется там с грязными нищими варварами, а Вивиану туда незачем спешить. Стяжает деньги и славу в битвах с богатой Парфией. Титу Эмилию сказали, что его легион уже бился с Ардаширом, побил парфян и взял немалую добычу. Когда Вивиан примет командование, то непременно проинспектирует легионную казну и потребует полный отчет за каждый асс. Глядишь, и с кредиторами рассчитается, и себе кое-что оставит. Тит Эмилий Вивиан любил роскошь, любил вкусные кушанья, шелковые ткани (кстати, здесь, в Сирии, они заметно дешевле, чем в столице), и красивые вещи почти так же сильно, как внимательных и умных собеседников. В Риме у него было много друзей. Еще представиль рода Эмилиев любил нежных кудрявых мальчиков. Как раз такого он купил три дня назад здесь, в Эфесе. И не разочаровался.

Из Эфеса в Антиохию Тит Эмилий решил добираться морем. На военном корабле. Но к невероятному возмущению легата, из военных в Эфесском порту оказалась лишь старая либурна, не способная вместить имущество Тита Эмилия. Как человек благородный Тит Эмилий был уверен, что никакое путешествие не должно заставлять патриция отказываться от привычных удобств, вроде двух поваров, дюжины музыкантов, просторного ложа, и, конечно же, бронзовой ванны, без которой существовать в этих жарких краях просто невозможно.

Пришлось легату, скрепя сердце, на собственные деньги нанять идущий в Египет зерновоз. Места здесь хватало, имелось удобное помещение на палубе, которое Тит Эмилий и занял, велев обустроить с подобающим комфортом: застелить коврами, драпировать и украсить стены… Словом, вышло недурно. И цена, в общем, оказалась приемлемая, потому что груза на судне было совсем немного, и хозяин пассажиру искренне обрадовался.

Впрочем, это временные расхода. Как только появится возможность, Вивиан непременно и с лихвой восполнит собственные потери за счет легионной казны. Это и справедливо: разве не для блага Рима и империи Тит Эмилий вынужден нести тяготы путешествия?

* * *

Парусники пиратов выглядели совсем крохотными рядом с огромным зерновозом. Когда Тит Эмилий посмотрел на них с высокой кормы, они показались ему до смешного неказистыми. А люди, которые махали коротенькими веслами - еще смешнее. Как они старались, пытаясь обогнать их судно! Столько усилий…

Что это за людишки? - поинтересовался Вивиан, небрежно перебирая кудряшки на голове ластившегося к легату эфесского мальчугана. - Рыбаки?

Боюсь, что нет, сиятельный! - озабоченно проговорил капитан.

Боишься? - удивился легат. - Чего?

Этих людишек, - капитан встревоженно глядел на своих моряков, поспешно ставящих артемон - парус, крепившийся к наклонной мачте на носу корабля. Нет, вряд ли это поможет. Ветер был попутный, но совсем слабый. Большой парус обвис, словно живот роженицы после родов. Расстояние между зерновозом и преследователями сокращалось. Медленно, но неумолимо.

Я бы посоветовал сиятельному облачиться в доспехи, - вежливо произнес капитан. - И я полагаю, вам стоит вооружить слуг. Если необходимо, у меня имеется кое-какое оружие.

Он знал, что пассажир его - военный, большой чин. Хотя и не выглядел грозным бойцом. Однако среди нескольких десятков рабов, сопровождавших благородного патриция, были довольно крепкие парни. Если пираты увидят, что на борту судна - настоящий римский легат и много вооруженных людей, не исключено, что они подумают: на борту большой воинский отряд. И откажутся от преследования. Тем более, что по осадке видно - его корабль идет без груза.

Возможно, так бы и вышло, если бы киликийские горцы не знали заранее, что им нужно. А нужен им был именно этот зерновоз. Именно за него один совершенный муж посулил неплохие деньги …

Убитых было немного - не больше десятка. Среди них - капитан. Остальные вовремя побросали оружие.

Низенький упитанный Тит Эмилий стоял на коленях перед заросшим по самые глаза предводителем горцев. Ноги у предводителя были босые и отвратительно волосатые. На широком поясе болтался нож размером с гладий. Дикарь!

Грубо ухватив Вивиана за руку, пират содрал с пальца римлянина самый большой перстень - с фамильной печаткой. Тит Эмилий взвизгнул от боли.

Патриций, - с удовольствием изрек дикарь на скверной латыни. - Пять талантов! Договорились?

У меня нет таких денег! - с достоинством (ох как трудно выглядеть достойно, стоя на коленях) произнес Тит Эмилий. - Я - бедный человек… Эй, не трогайте его! Не смейте! - вскричал он, увидев, как один из пиратов выволок из-за канатной бухты перепуганного эфесского мальчика. Вивиан даже попытался встать, но тяжелая рука бородатого горца снова швырнула патриция на колени.

Предводитель сделал знак - и мальчишку притащили к нему.

Твой родственник?

Мой возлюбленный! - с вызовом бросил Вивиан.

Он не понимал, что происходит. Просто представить не мог, что такое может произойти с ним.

Вспомнилась почему-то история Юлия Цезаря. Который тоже когда-то попал к пиратам, потом выкупился, изловил всех и распял. Он, Тит Вивиан из рода Эмилиев - не менее благороден, чем Юлий!

Вас всех отправят на кресты! - закричал он.

Но вожак пиратов лишь презрительно усмехнулся.

Возлюбленный, говоришь? Такой хорошенький. Да и ты - тоже ничего! - Грязные пальцы с обломанными черными ногтями ущипнули розовую щечку патриция. Вивиан дернулся, но уклонится не успел.

Приласкаешь меня, патриций, будешь жить! - сказал вожак.

Тяжелый пояс с кинжалом грюкнул о доски палубы. Волосатый, как зверь, пират задрал тунику, распустил набедренную повязку…

Сорок поколений благородных предков внезапно возродились в крови Тита Эмилия. Быстрый бросок - и оброненный пиратом нож оказался у него в руках.

Вожак киликийцев отпрянул… Пират за спиной Вивиана замахнулся дубиной… Не успел. Тит Эмилиан развернул нож к себе и двумя руками, с силой, вогнал клинок прямо в сердце.

Не оскверню уста рим… - выдохнул он, и, облившись кровью, ничком повалился на палубу.

Вот дурень, - добродушно произнес вожак. - А мог бы жить. - И, повысив, голос. - Заканчивайте тут, братья! Всё лишнее - за борт, судно на буксир и домой, пока светло. Нынче - удачный день!

* * *

- …Так он и умер, твой сменщик, - завершил свой рассказ Коршунов. - В целом, достойно умер. Лучше, чем жил.

Разборчивым, выходит, гомосеком оказался императорский легатик, - усмехнулся Черепанов. - Не захотел пирата ублажить!

Ничего ты в римской морали не понимаешь ! - возразил Алексей.

Допустим, - не стал спорил Черепанов. - Кстати, откуда ты знаешь такие пикантные подробности?

Одного из матросиков с того корабля продали на рынке в Тарсе. А его новый хозяин оказался любопытен. И знаком с моим… информатором! - Коршунов ухмыльнулся.

Вообще-то он услышал эту историю непосредственно от пиратского капитана, но щепетильному Генке об этом знать совершенно не обязательно.

Понятно, - закрыл тему Черепанов, хотя сильно сомневался, что Лёха говорит правду.

Правильно сомневался.

А информатор, действительно, был. Только не в Тарсе, а в Эфесе.

План заработал, как только незваный легат арендовал зерновоз. А что заказ был сделан на судно, а не на пассажира, так это и дешевле. Неизвестно, сколько бы заломил киликийский разбойник за устранение целого императорского легата.

Понятно. Что ж, одной проблемой меньше. Еще бы нам решить, как аккуратно замириться с Ардаширом. На меня уже реально давят. Будто мне делать больше нечего!

Совсем ты заработался, Генка, - сочувственно произнес Коршунов. - Ты что, реально хочешь с ним замириться?

А почему нет? С позиции силы?

И Коршунов поделился.

Черепанов охренел.

Ты, Лёха, на всю голову обмороженный! Там же через речку - его столица!

А мы тихонько! - засмеялся Коршунов. - Только не прямо сейчас. Мне еще пару месяцев надо - на подготовку. Ну а ты, Генка, пока поразмысли, как это получше организовать. Это ведь ты у нас боевой офицер, а я так, старший лейтенант запаса.

Рикс ты варварский! - ухмыльнулся Черепанов. - Дикарь и разбойник!

Дикари и разбойники, наместник, легата Тита Эмилия порешили! - строго произнес Коршунов. - А я, брат, не разбойник, а завоеватель! Забыл, что ли, наше родное время? С какой суммы вульгарный грабеж превращается в благородный спор хозяйствующих субъектов? Так-то, господин законник!

И очень довольный собой удалился.

Черепанов только головой покачал. Ну, Лёха, ну, наглец! А ведь может получиться! Очень даже может…

Сдвинул в сторону деловые документы, достал из ящика тубус с «Книгой Мертвого Человека», в который уже раз, поглядел на замечательные «иллюстрации»… Подумал, как бы обрадовались египтологи из «родного времени», если бы заполучили этакую билингву. Не какой-нибудь там Розеттский Камень, а настоящую книгу…

Подумал еще немного и решил, что они с Генкой могли бы здесь стать великими литераторами. Одних только сказок сколько в памяти сидит… Однако, есть дела поинтереснее. Например, в термы сходить. С Корой. В индивидуальном порядке. В бассейне… хм, поплавать. А то что-то жарко становится. Лето на дворе. Сирийское лето. Пора новые опахала заказывать.

Вивиан - живчик. Римское имя как правило состояло из трех частей: преномена, номена и когномена, что можно условно перевести, как имя-фамилия-прозвище.

Желающие подробностей могут обратиться, например, к замечательной книге Альберто Анджела «Один день в древнем Риме». Но автор, уж извините, от пояснений воздержится.



Похожие статьи