19 августа 1991 года, примерно в семь утра, я вернулся с утренней пробежки. Поднявшись на крыльцо домика, который мы снимали в Жуковке, я увидел застывшую перед телевизором Катю, а на экране – позеленевшее лицо своего знакомого, диктора ЦТ Юрия Петрова. Он говорил что-то о каком-то ГКЧП. Через пять минут все стало ясно: совершен государственный переворот.

Горбачев, находящийся на отдыхе в Форосе, якобы болен и не может исполнять своих обязанностей президента СССР, поэтому создан Государственный Комитет по чрезвычайному положению, куда, в частности, вошли председатель КГБ СССР В.А. Крючков, премьер-министр СССР В.С.Павлов, министр внутренних дел СССР Б.К. Пуго, министр обороны СССР Д.Т. Язов и вице-президент СССР Г.И. Янаев.

Это означало конец перестройки и гласности, конец всем мечтам о социализме с «человеческим лицом»: КГБ, милиция, вооруженные силы (нынешние «силовики»), за которыми стояли ЦК КПСС и правительство (минус Горбачев) выступили против нового курса. Разве они могли проиграть?
Мы немедленно сели в наш «жигуленок» и помчались в Москву. Рядом с нами грохотала колонна танков, и только оказавшись рядом с этими машинами, я понял, до чего танк страшен. Громадный, грозный железный монстр, который задавит тебя и не заметит.

Еще в подъезде дома я услышал, как в квартире трезвонит телефон, и сразу понял: это меня разыскивают разные американские, английские и французские СМИ, жаждущие получить комментарий. Мы вошли в квартиру, телефон все звонил и звонил, а я не понимал, как должен поступить. Если ответить и дать событиям ту оценку, которую я считал единственно верной, то ни в какую Америку я не поеду; скорее, могу «поехать» совсем в противоположенную сторону. Если дать другой комментарий, то это будет подлостью, которую я вряд ли прощу себе. Если не давать никакого комментария, то это будет… что?

Звонки не прекращались, и я сказал Кате, что хочу выйти, посмотреть на происходящее. Ходил я часа три или четыре. Такой я Москву еще не видел: у Белого дома толпы народа, строящие какие-то самодельные баррикады, танки на улице Горького и Манежной площади, из их башен растерянно смотрят на обступивших их людей солдатики лет восемнадцати-двадцати. В воздухе пахнет и грозой, и свободой, от которой кружится голова.

С самого начала я понимал, что я должен дать интервью, у меня нет выбора, вернее, есть выбор между позором и презрением к себе, с одной стороны, и риском быть арестованным, но иметь чистую совесть, с другой. И вышел я из дома подальше от непрекращающихся звонков с тайной надеждой, что, быть может, увижу нечто такое, что освободит меня от этого долга.

Получилось же совсем неожиданно: выбор оказался легким, и не было в этом ничего героического – вдруг я понял, что перестал бояться.

Советский Союз держался на своего рода эпоксидном клее, состоящем из веры и страха. И пока эти составные части «работали», система была незыблемой.

Первой начала сдавать вера. Разоблачение культа личности Сталина, вызывавший смех и презрение «Хрущ», напялявший себе на грудь пять золотых звезд Героя Брежнев – таких обстоятельств не выдержала бы ни одна вера.

А вслед за верой стал подтачиваться страх.

Помню, что все годы своего проживания в СССР я боялся. Чего? Не могу сказать конкретно. Я чувствовал себя совершенно беззащитным. Это был страх, не имевший ни ясного образа, ни места обитания. Он просто был. Помню, каждый раз возвращаясь из ежегодного отпуска, я боялся того, что случится в первый день моей работы. Не ждут ли меня неприятности в связи с тем, что я сказал, или, напротив, не сказал, сделал или не сделал? Страх этот сидел во мне безвылазно, прописавшись, казалось, навечно. И вдруг он исчез.

Его не стало, причем я понимал точно, что больше он не вернется никогда. Невозможно передать облегчение, которое я испытал, будто задышал свежим, прохладным воздухом, наполнившим мои легкие тысячами пузырьков чистой радости.

Я вернулся домой и сказал Кате, что должен ответить на телефонные звонки, должен сказать то, что считаю нужным. И она совершенно спокойно, абсолютно уверенно ответила: «Конечно, ты должен, по-другому ты не можешь поступить».

Я опасался, что она станет отговаривать меня, скажет, что глупо рисковать, когда через месяц нам предстоит уехать в Америку. Единственное, о чем Катя попросила, – это чтобы я дозвонился ее сыну Пете, в это время как раз находящемуся в Штатах, и сказал бы ему пока в Москву не возвращаться. (Я так и поступил, но Петя прилетел на следующий день – что было и остается предметом моей гордости.)

Эти три дня – девятнадцатое, двадцатое и двадцать первое августа – стоят особняком в русской истории: это был единственный случай, когда народ сам, без призывов, без вмешательства каких-либо партий, встал на защиту того, чего он, народ, хотел. И народ победил. Помню, как двадцать первого числа я оказался на площади Дзержинского, где состоялся спонтанный митинг. И когда меня попросили выйти на трибуну, чтобы сказать какие-то слова, вся громадная толпа начала скандировать «Познер! Познер! Познер!» – и я почувствовал, что такое выражение народного обожания может человека унести в заоблачные выси и привести к полной утере трезвой самооценки и всякого представления о реальности. Мною овладел страх – нет, не тот, о котором я говорил и от которого я избавился, страх не за себя, а боязнь того, насколько легко можно управлять людьми, когда они впадают в эйфорию.

То были великие дни, они останутся в моей памяти навсегда, вызывая и радость и боль. Потому что вскоре за ними последовало другое. И от этого я уехал.

Я уехал от Михаила Сергеевича Горбачева, который и породил перестройку, и погубил ее. Он отвернулся от людей с либерально-демократическими взглядами, он практически сам вернул к власти тех, кто не хотел и не мог хотеть развития перестройки. Он думал, что знает, как ими управлять, забыв, что партаппарат сильнее отдельно взятого человека. Кровь, пролитая в Риге, Вильнюсе, Тбилиси, Баку и Сумгаите, – лишь один из результатов его поворота не вправо, а назад. Скажете, не Горбачев отдавал приказ стрелять, калечить людей саперными лопатами? Не он. Но ответственность его, Президента страны.

Я не верю, что Горбачев не знал о готовящемся путче. Не может быть, чтобы не докладывали ему об этом, и не Сталиным он был, не параноиком, чтобы решить, будто доносят провокаторы, враги, предатели.

Почему Михаил Сергеевич взял и уехал в отпуск накануне подписания нового Союзного договора, имевшего архиважное значение для создания нового Советского Союза? Почему он не довел подписание до конца? Когда, много лет спустя, я задал ему этот вопрос в программе «ПОЗНЕР», он ответил: «Это была моя ошибка».

И все, Михаил Сергеевич? Нет уж, так не пойдет. И тогда в голову приходит ужасающая мысль – он все знал, он решил сыграть в две лузы: если путч удастся – он вернется и останется президентом, если же нет, то он – герой, жертва темных сил… Не хочу верить в это хотя бы потому, что благодаря Горбачеву моя жизнь, да и не только моя, изменилась до неузнаваемости, лично я благодарен ему по гроб жизни, но сомнения мучают и мучают. И я уехал.

Я уехал и от Бориса Николаевича Ельцина, который дважды звонил мне и предлагал свою помощь. Первый раз, когда он еще сам был в опале и баллотировался на пост Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, но вызвался «прикрыть» меня; второй раз, когда был Президентом РФ и предложил мне стать его пресс-секретарем (я отказался, сославшись на свой возраст и неспособность выражать чужое мнение, если оно не совпадает с моим собственным).

Конечно же я ценю это и благодарен. Но это не меняет того факта, что Борис Николаевич имел уникальную возможность превратить Россию в демократическую европейскую страну. Но он не сделал этого. Более того, не справившись с собственными слабостями и плохо разобравшись в том, кто есть кто, он реально способствовал развалу страны – не СССР, а России. Все те беды, о которых говорят сегодня, восходят ко времени Ельцина. По сути дела, именно при Ельцине начинается отток сторонников нового курса, именно при нем возникает ностальгия по советскому строю, именно при нем возвращается и становится все популярней фигура Сталина.

Я верил Ельцину, несмотря на то, что был ему лично признателен, я искренне полагал, что… да что уж говорить! На сей раз моя вера полнилась сомнениями, я предчувствовал, что в который раз мои надежды напрасны.

Я уехал, потому что больше не было сил разочаровываться.

На Первом канале стартовал новый телесезон. Однако программы Владимира Познера в сетке нет. многочисленные поклонники в Сети активно обсуждают исчезновение шоу и строят догадки, уж не покинул ли Познер "первую кнопку" вслед за Андреем Малаховым.

ПО ТЕМЕ

Журналисты не оставили без внимания разговоры и слухи и обратились на Первый канал, чтобы прояснить ситуацию. "Владимир Познер снимает сейчас документальный цикл путешествий по Скандинавии. Вернется в эфир по окончании съемок, в октябре", – цитирует пресс-службу Первого канала "Газета.ru" .

Ранее Владимир Познер попал в скандал после того, как взял интервью у лидера группы "Ленинград" Сергея Шнурова. "Ему нечего было сказать, он не отвечал на вопросы, он был пустой, неинтересный", – раскритиковал Познер своего собеседника. Шнуров показался ведущему "беспомощным". "Я не знал, что он такой. Я не хочу сказать, что он глупый. Но он провалил это интервью!" – заявил Познер.

Шнуров довольно хлестко высказался в свое оправдание. "Уже сколько воды утекло, но, видимо, я так сильно запомнился ему, пустотой своей или беспомощностью, что не устает он поминать меня уже в который раз добрым профессиональным словом. Кто виноват в том, что не получилась его программа? Конечно, я. Ну не он же, в самом деле? Он же Познер", – язвительно парировал Шнуров.

В разборки мужчин вмешалась Ксения Собчак. "Странно, Владимир Владимирович, на мой взгляд, перекладывать ответственность за интервью на интервьюируемых. Это как перекладывать ответственность за плохой концерт на зрителя. Но правда и в том, что я, хорошо тебя зная, Сережа, видела, что ты почему-то не хотел говорить с Владимиром Познером. Совершенно не хотел открываться и вообще находился в "глухой защите". Так бывает, но такую оборону не прорвать даже ядерным боеголовкам", – рассудила Собчак.

Персоны

Познер не уходит с «Первого канала»

Владимир Познер назвал бредом слухи о своем отъезде во Францию

Телеведущий Владимир Познер не уволен и Россию покидать не планирует, об этом он накануне заявил в эфире своей авторской программы на «Первом канале». Телеведущий назвал бредом сообщения о том, что его программа закрывается, а он сам якобы собирается навсегда уехать во Францию, гражданином которой является.

«Какой-то депутат Госдумы, я не помню его фамилию, потребовал, чтобы я либо извинился за свои не очень комплиментарные высказывания по поводу правосудия в России, - заявил Познер в эфире «Первого канала». - Либо, если я не буду извиняться, чтобы меня уволили. А потом интернет-ресурс, тоже не помню названия, сообщил, что 11 числа состоится последняя моя программа, после чего я уеду навсегда во Францию. Позвольте внести некоторую ясность, я не извинился, меня не уволили. Сообщение о моем отъезде полнейший бред».

Владимир Познер заявил, что не намерен уходить из эфира и будет по-прежнему «без всякого стеснения высказывать собственное мнение». Сообщения о его отъезде во Францию появились в некоторых СМИ после того, как депутат Госдумы от «Единой России» Илья Костунов потребовал уволить телеведущего. Он гендиректору «Первого канала» Константину Эрнсту.

Депутата возмутили высказывания Владимира Познера . В ней телеведущий сравнил действия Следственного комитета в деле оппозиционера Леонида Развозжаева с методами сотрудников КГБ. Познер также высказался по делу Pussy Riot.

19 сентября 2017

Программы телеведущего "Познер" не оказалось в сетке вещания.

Фото: globallook

Несколько недель назад стартовал новый телесезон, где зрителям пришлось столкнуться с некоторыми переменами. Так, с Первого канала ушли такие программы, как: и , место работы сменил Андрей Малахов, который на данный момент трудится на телеканале «Россия 1» в ток-шоу «Прямой эфир», а передача Юлии Меньшовой и вовсе была закрыта.

На днях зрители не обнаружили в сетке вещания и программы Владимира Познера «Познер». Как и следовало ожидать, в Сети развернулась бурная дискуссия по поводу того, что могло стать этому причиной. Дабы прояснить ситуацию, журналисты обратились на Первый канал, где сообщили, что Владимир Познер сейчас работает над другим проектом.

«Владимир Познер снимает сейчас документальный цикл путешествий по Скандинавии. Вернется в эфир по окончании съемок, в октябре», - цитирует пресс-службу Первого канала «Газета.ru» . К слову, ранее телеведущий стал участником громкого скандала с участием Сергея Шнурова, когда позволил себе в одном из радиоэфиров назвать музыканта «пустым» и «беспомощным», имея в виду его интервью для программы «Познер». Лидер группировки «Ленинград» отмалчиваться не стал и